Хвосты и их хранилища

Во время работы в Киргизии мне удалось побывать в двух городках, рядом с которыми находились крупные урановые месторождения, – в Мин-Куше, расположенном в Нарынской области, и Каджи-Сае, который находится на южном берегу озера Иссык-Куль.

Впрочем, городами их назвать сложно. Это скорее селения, и впечатление они производят удручающее. История у многих подобных поселков городского типа примерно одинаковая. При СССР это были стратегические объекты на прямом обеспечении Москвы, в которые съезжались люди со всего СССР. Сейчас это забытые богом местечки с разваливающимися домами. И если Каджи-Сай, где в годы расцвета проживало 11 000 человек, а сейчас – не более 4000, еще как-то выживает за счет продажи фруктов и приезда туристов в летний сезон, то находящийся в горах Мин-Куш умирает буквально на глазах. Вместо 20 000 человек, населявших этот город раньше, сейчас здесь живет меньше 2000.

Руины дома в Мин-Куше. Фото Екатерины Иващенко, "Фергана"

Однако, помимо социальной катастрофы, поселениям, находящимся возле бывших месторождений, грозит катастрофа экологическая. При СССР за отвалами и урановыми хвостохранилищами (места хранения отходов переработки урана) постоянно присматривали и не позволяли им разрушаться. После развала Советского Союза все здесь было брошено на произвол судьбы. Аналогичные проблемы беспокоят сейчас Узбекистан и Таджикистан. В мае 2018 года представитель Евросоюза сделала заявление от имени Кыргызстана, Узбекистана и Таджикистана и призвала оказать им содействие в переносе хвостохранилищ.

Рекультивация стоит дорого

Однако еще в 2009 году Международное агентство по атомной энергии (МАГАТЭ) выделило Таджикистану более полутора миллионов долларов для решения проблем, связанных с радиоактивными отходами и их консервацией.

В 2012 году в рамках программы СНГ «Рекультивация территорий государств, подвергшихся воздействию уранодобывающих производств» были выделены деньги на рекультивацию четырех урановых хвостохранилищ в Центральной Азии. Реализовывал программу «Росатом». Рассчитана она была на шесть лет, то есть до 2018 года, и потратили на нее $38,5 миллиона. Рекультивация должна была пройти в поселках городского типа Мин-Куш (четыре урановых хвостохранилища) и Каджи-Сай (одно урановое хвостохранилище) в Киргизии и в городе Истиклол (бывший Табошар) в Таджикистане.

Хвостохранилище в Киргизии. Фото Екатерины Иващенко, "Фергана"

В течение 10 лет в регионе проводили исследование по оценке воздействия урановых отходов на окружающую среду. В ноябре этого года представительство Европейского Союза в Киргизии сообщило, что исследование закончено, а также подготовлены ТЭО (технико-экономические обоснования) работ по рекультивации на семи объектах: Майли-Суу (Майлуу-Суу, Майли-Сай, Майлы-Суу), Мин-Куш, Шекафтар (Киргизия), Истиклол, Дигмай (Таджикистан), Чаркесар и Янгиабад (Узбекистан). На исследование ЕС выделил 16 миллионов евро, а теперь намерен дать деньги и на саму рекультивацию.

Риск для здоровья

На вопрос «Ферганы», какую конкретно опасность представляют урановые хвостохранилища и отвалы, в пресс-службе представительства ЕС в Киргизии ответили, «что зачастую шахтные стволы, туннели и штольни оставались открытыми и доступными для местного населения и домашнего скота. Отвалы пустой породы и бедных руд и хвостохранилища нередко остаются непокрытыми и подвергаются воздействию неблагоприятных погодных условий. Дождевые и грунтовые воды, попадая в шахтные системы, отвалы и свалки, становятся загрязненными, а затем могут быть использованы в качестве питьевой воды или воды для орошения». (Сохранена стилистика оригинала. – Прим. «Ферганы»).

В пресс-службе также отметили, что вышеперечисленные объекты «представляют собой серьезные риски для окружающей среды и здоровья населения, включая физические риски для людей или животных и радиологические и токсикологические риски, связанные с проживанием в непосредственной близости от загрязненных материалов, остающихся на объектах».

Говоря проще, пока хвостохранилища не рекультивированы, они опасны и для местных жителей, и для домашнего скота, и для экологии в целом.

В общем и целом на полную рекультивацию семи указанных объектов в регионе требуется 85 миллионов евро. Для того чтобы собрать эти деньги, создан специальный фонд, в который со стороны ЕС уже вложено 26 миллионов евро. Сейчас ведутся поиски остальных доноров.

Сама программа по рекультивации должна стартовать осенью 2019 года. В Киргизии первыми начнут работать с Мин-Кушем и Шекафтаром.

Комментируя выделение денег другими донорами, в кыргызстанском представительстве ЕС заявили, что «республикам Центральной Азии предоставлялась некоторая поддержка по рекультивации площадок уранового наследия, но она обычно была связана с усилиями большого числа участников, которые часто действовали независимо друг от друга. Ресурсы для подобной несогласованной поддержки, хоть она и предоставлялась с благими намерениями, вряд ли использовались оптимальным образом».

Мин-Куш. Фото Екатерины Иващенко, "Фергана"

Судя по этому расплывчатому ответу, представительство ЕС полагает, что деньги других доноров могли быть израсходованы неэффективно и ожидаемой пользы не принесли.

Счастливым исключением оказался проект Всемирного банка в Майли-Суу, однако и там выделенных 11 миллионов евро на полную рекультивацию все-таки не хватило.

Кроме того, еще 2,5 миллиона евро в рамках программы «Инструмент сотрудничества в области ядерной безопасности» (ИСЯБ) ЕС выделил на установку водоочистки шахтных вод в таджикском городе Истиклол.

Краткая история хвостохранилищ

Поиск денег на рекультивацию – насущная проблема сегодняшнего дня. Об истории добычи в Киргизии урана рассказал в интервью «Фергане» директор научно-инженерного центра «Геоприбор» Института геомеханики и освоения недр Национальной академии наук Исакбек Торгоев.

– Когда началось освоение урановых месторождений в Киргизии?

– Киргизия была основной сырьевой базой по урану еще в царское время, до революции, и в послевоенное время. При царе здесь разрабатывали расположенный недалеко от Оша рудник Туя-Муюн, где в средние века китайцы добывали медь. В 1899 году там были найдены урановые минералы. Химик Борис Карпов доставил их в Ташкент, а затем в Петербург. В металлургической лаборатории Технологического института был проведен анализ, который показал, что руда радиоактивна.

В этой руде есть минерал, который так и называется — «туямунит» – смесь урана с кальцием. Тогда не знали, что уран обладает колоссальной энергией, и добывали его с целью получения радия, который шел на нужды артиллерии и подсветку часов. Как раз была построена Среднеазиатская железная дорога в тогдашний Скобелев (ныне Фергана), куда на ишаках из Туя-Муюна возили руду, которая потом отправлялась в Петербург. Там руду перерабатывали частично – на препараты радия и урана, которые экспортировались к Германию, где происходила их полная переработка.

Исакбек Торгоев

Таким образом, Туя-Муюнский рудник долгие годы был единственным источником урана и радия в царской России и положил начало уранодобывающей отрасли в СССР. Сейчас это месторождение известно у спелеологов. Там расположено несколько пещер, в том числе известняковая пещера Ферсмана, которая плотно заполнена сталактитами.

Разработка рудника велась до 1936 года – с перерывами на революцию и борьбу с басмачеством. В 30-е годы геолог Ядвига Писарчик открыла урановое месторождение в Майли-Суу. Название этого города и реки переводится как «маслянистая вода». Дело в том, что там есть выходы нефти, которая маслянистыми пятнами проникает в местную реку. В XIII веке там уже добывали нефть – правда, тогда ее использовали как лекарство от чесотки и горючий материал для светильников.

Писарчик искала серу, но обнаружила минералы, в которые входил уран. Началась небольшая артельная добыча урановой руды. Известно, что в 1942 году там занимались изысканиями американские геологи, хотя до сих пор непонятно, как их туда пустил Сталин. Мне про это рассказали местные жители, когда я работал на руднике в 1977 году, – они лично встречали там американцев.

Потом стартовала гонка вооружений между СССР и США, и началось бурное развитие урановой промышленности. В 1946 году рудники были открыты в Шекафтаре и Кызыл-Джаре. Параллельно открывались рудники на территориях Узбекистана, Таджикистана и Казахстана.

Кажи-Сай. Фото Екатерины Иващенко, "Фергана"

В 1946 году началось промышленное освоение месторождения Майли-Суу. Изначально этим занималось подразделение ГУЛАГа НКВД, поэтому основным контингентом работников были бывшие советские военнопленные из фильтрационных лагерей. Известно, что за одну ночь Лаврентий Берия привез в Ленинабад 5000 советских военнопленных из Европы, которых затем развезли по рудникам. Кроме них там работал спецконтингент – немцы Поволжья, крымские татары и – до 1946 года – немецкие военнопленные. Именно они построили в Майли-Суу первые каменные дороги, остатки которых там можно видеть до сих пор. Однако непосредственно к добыче урана их не допускали – это было секретное производство. Но даже те, кто работал на рудниках, не знали, что это уран. Им говорили, что они добывают свинец или какие-то другие металлы.

В 1947 году из построенного в рекордные сроки горно-химического комбината №3 уран стал поступать в оборонную промышленность СССР. Остатки переработки, так называемые «хвосты», складировали рядом. Майли-Суу уникален тем, что урановых отходов там немного, но они разбросаны на 23 хвостохранилищах, как тигровая шкура.

Мин-Куш. Фото Екатерины Иващенко, "Фергана"

– Когда были открыты рудники Мин-Куш и Каджи-Сай?

– Что касается добычи урана в расположенном по южному берегу Иссык-Куля поселке Каджи-Сай, то изначально там был построен комбинат №7, на котором извлекали уран из озерной воды методом ионного обмена. Занимался этим академик Борис Ласкорин. Отмечу, что в Иссык-Куле содержание урана в 10 раз выше, чем в Мировом океане, – 0,3 миллиграмма на литр против 3. Так как себестоимость урана, полученного из воды, получалась намного дороже, чем добытого из руды, в 1986 году «водные» работы были прекращены.

Выбор площадки для комбината в Каджи-Сае, архивное фото

В Киргизии были опробованы все методы добычи урана. В самом Каджи-Сае добывали уран до 1968 года. Причем делалось это оригинальным методом – из угля. При сжигании угля в его золе повышалась радиоактивность, и уже из такой золы добывали уран.

В Мин-Куше уран добывали обоими способами – из руды и из золы. Там комбинат заработал в 1951 году и действовал до начала 70-х. Таким образом, до середины 1970-х годов основные поставки урана в СССР давала Центральная Азия.

– Что происходило с урановыми рудниками, когда вся руда оказывалась переработанной?

– Работы на руднике Майли-Суу были прекращены по той причине, что разработка урана ушла на очень большие глубины – около 500 метров, и это было нерентабельно. Тем более что в это время большие месторождения были открыты в Узбекистане и в Забайкалье, где заработал Приаргунский горно-химический комбинат. В 1968 году комбинат в Майли-Суу был закрыт, и все специалисты (а там трудились ценнейшие кадры со всего Союза) поехали работать в Забайкалье.

На месте рудников власти строили новые заводы. Это была правильная политика, нацеленная на то, чтобы люди не оставались без работы. В Каджи-Сае был создан электротехнический завод, в Мин-Куше – завод «Оргтехника», в Майли-Суу – электроламповый завод. Это был один из трех (другие два находились в Томске и Риге) заводов Советского Союза, который производил лампы. Там стояли уникальные американские станки «анаконда». Рядом, в Таш-Кумыре, хотели построить завод по производству германия и кремния. И если бы это было сделано тогда, Киргизия стала бы самой богатой страной в мире. Если сто лет назад хлебом индустрии считался металл, то сейчас это полупроводники германий и кремний, которые используются для производства электроники.

Все эти городки находились на московском обеспечении и казались райскими кущами. Жить и работать там считалось престижно. В середине шестидесятых проходчик, который работал в шахте, получал зарплату в 5000 рублей, а «Жигули» стоили 5600. Майли-Суу оказался первым газифицированным городом в стране. Я жил в Бишкеке, учился в школе, мы дровами печки топили, газ нам провели в 1965 году, когда в Майли-Суу уже даже ТЭЦ на газе работала.

Руины комбината в Мин-Куше

После развала Союза заводы остановили свою работу. Станки и прочее оборудование люди, оставшиеся без работы, сдали на металлолом, а потом и вовсе пошли перебирать руины (то есть начали кустарную добычу на остатках бывших месторождений. – Прим. «Ферганы»). Например, отвалы лампового завода в Майли-Суу четыре раза перебирали. Оттуда извлекали компаунд (эпоксидную смолу), вольфрам и другие металлы.

– Чей уран пошел на производство первой советской бомбы? Известно, что споры за первенство ведутся между Киргизией и Таджикистаном?

– У меня в архиве есть статья, где написано, что даже американская бомба была сделана из майлисууского урана. Эти слухи связаны с тем, что, как я уже говорил, в 1942 году там работали американские геологи. В том числе геолог Мельков, американец русского происхождения. Но если они и вывозили руду, то в небольших количествах, чтобы проанализировать содержание. На этом основании журналисты решили, что американская атомная бомба якобы была сделана из нашей руды. На самом деле она была сделана из руды, добытой в бельгийской колонии в Конго.

Что касается советской бомбы, то вклад Киргизии тут имеется, потому что первые комбинаты по переработке урановой руды заработали на нашей территории. Руду из Мин-Куша перерабатывали на комбинате в Кара-Балте. Для этого ее надо было везти через горные перевалы, которые зимой заваливало снегом. Чтобы рудный концентрат можно было доставлять на завод круглый год, в 1962 году московские строители построили тоннель длиной 2,2 километра через перевал Тоо-Ашуу. Сейчас он носит имя первого киргизского министра транспорта Кусаина Кольбаева.

– Остались ли запасы урана в Киргизии?

– Да. Было много компаний, которые пришли сюда после развала СССР и вели разведку месторождений, но о начале работ так и не договорились.

– Как охраняли хвостохранилища при СССР?

– Давайте проясним: существуют отходы добычи и отходы переработки. Чтобы подойти к рудному телу, копают шахту и пустые породы высыпают в отвалы – это отходы добычи, а в хвостохранилищах хранятся отходы переработки. В хвостохранилищах и горных отвалах на территории Казахстана, Кыргызстана, Узбекистана и Таджикистана находится 812,6 миллиона тонн отходов. Всего в Центральной Азии 48 хвостохранилищ с радиоактивными отходами общей массой около 450 миллионов тонн. Из них 3 хвостохранилища (массой 246,2 миллиона тонн) расположены в Казахстане, 34 (массой 77,3 миллиона тонн) – в Киргизии, 10 (массой 55 миллионов тонн) – в Таджикистане и одно (массой 66 миллионов тонн) – в Узбекистане.

Дело в том, что, кроме урана, в руде есть другие элементы. Поэтому некоторые хвостохранилища не закрывали сразу, а «складировали», чтобы потом из них можно было извлечь что-то еще. Это считалось экономичным – приехать на готовое производство и начать добывать что-то новое. В СССР это доходило до абсурда. В Министерстве цветной металлургии был Главцинк, Главалюминий, Главсвинец – и каждое отделение работало по своему направлению. Например, на киргизском месторождении Сумсар Главцинк добывали только цинк, хотя там есть и золото, и серебро.

Фото Екатерины Иващенко, "Фергана"

В хвостохранилищах сейчас остается около 10% урана, также там присутствует радий, который считается высокорадиоактивным элементом и выделяет газ радон. Период полураспада радия – 1600 лет.

– Как происходила консервация хвостохранилищ?

– Майлисууские объекты входили в состав Ленинабадского горно-химического комбината и после закрытия рудника были хорошо законсервированы. Работы по консервации велись с 1968 по 1972 год. Зная об опасности выделяемого радона, хвостохранилища в Майли-Суу по окончании разработки накрыли 20-сантиметровой гравийной подушкой, а сверху – метровым слоем грунта. Оградили, соорудили водоотводы, дренажные сети, защиту от селей – при СССР в таких вопросах был порядок. Была специальная гидротехническая служба Ленинабадского комбината, которая следила за состоянием хранилищ радиоактивных отходов. Все это продержалось до 1993 года. После развала СССР и беспорядочного свертывания производства урана проводить эти работы было некому, стали сходить оползни. В 1994-м возникла угроза разрушения хвостохранилищ.

– Насколько опасны киргизские хвостохранилища?

– От урановых хвостохранилищ исходит два вида опасности. Это, во-первых, радиация. Но если хвостохранилища законсервировать, от них не будет серьезной угрозы. Заборы на хвостохранилищах в Майли-Суу ставили раз десять, но местное население их все равно сносило. Радиация ведь не ощущается, поэтому люди думают, что все нормально.

Вторая опасность заключается в том, что если на хвостохранилища сходит оползень, то он это хвостохранилище «выдавливает». Содержащаяся в нем масса попадает в реки (а у нас они все трансграничные), и возникает риск загрязнения воды. То есть жить там не опасно, но надо понимать риск их разрушения за счет оползней и селей и снижать этот риск.

В 2009 году Киргизия обратилась к мировому сообществу с просьбой помочь решить проблему. Акцент делали на то, что хвостохранилища – это наследие военно-промышленного комплекса СССР. И вот 10 лет назад Европейский Союз выделил 16 миллионов евро, чтобы оценить риски.

Выяснилось, что в случае с Киргизией радиационная угроза сильно раздута. Безопасная для человека доза радиации составляет 1 миллизиверт в год (имеется в виду не доза обыденного облучения вообще, а радиация, которую человек получает из конкретного источника, в данном случае от хвостохранилища. — Прим. «Ферганы»). Если накопленная за один год доза превышает этот показатель, то хвостохранилище представляет опасность. У нас же только на одного-единственного ребенка приходилось больше 1 миллизиверта в год. Он жил в Шекафтаре у отвала №5 и пил молоко матери, а та питалась овощами из огорода, который поливала водой прямо из урановой шахты.

Мин-Куш. Фото Екатерины Иващенко, "Фергана"

Так или иначе, принято решение заняться этой проблемой, потому что более 10 лет никто не следил за хвостохранилищами. Их размывала вода, народ копался – искал цветные и черные металлы и оборудование из цехов, которое также было захоронено. Хвостохранилища в итоге передали МЧС Киргизии, но у них нет средств охранять их так, как это было при СССР.

Самой радиоактивной считалась немецкая руда из Саксонии. До 1950-х годов комбинат в Майли-Суу был единственным в социалистическом лагере. Так что руду из соцстран, в том числе из ГДР (пока там строили свои комбинаты), перерабатывали в Майли-Суу. «Немецкие хвосты» считаются более опасными, чем местные руды, в том числе и потому, что хвостохранилище №3, в котором складировались отходы переработки немецких руд, было расположено под оползнем в пойме реки. Из-за оползней оно приблизилось к реке, до которой оставалось 40 метров. И вот в рамках проекта, профинансированного Всемирным банком, это хвостохранилище было перенесено на безопасный участок.

Что же касается ранее выделенных в рамках программы СНГ денег, то их просил еще президент Аскар Акаев. Они были направлены на пока незаконченные работы в Каджи-Сае и Мин-Куше – там россияне проводят только перенос хвостохранилища Туюк-Суу, поэтому часть денег ЕС будет направлена на другие объекты уранового наследия в Мин-Куше.

А вот Казахстан сам решил свои проблемы. Было создано предприятие «Уранликвидрудник», и все объекты уранового наследия на территории страны были законсервированы.

На высшем уровне были проведены работы по захоронению уранового наследия в Германии, где также велись серьезнейшие разработки урановой руды. Там были отвалы, на которых построили лучшие гольф-клубы Европы. Но в нашем случае уровень решения проблемы зависит от количества выделенных денег, поэтому нам в этом вопросе помогают международные организации.