Сегодня в Кыргызстане широко отмечается 90-летие со дня рождения Чингиза Айтматова. Корреспондент «Ферганы» встретился с младшей сестрой писателя Розой Айтматовой, и они поговорили о том, как семья перенесла арест и гибель отца — Торекула Айтматова, почему Чингиз Торекулович вступил в партию, как отнесся ко вводу войск в Афганистан, какими были его отношения с Акаевыми и за что великий писатель обиделся на Бакиева.
— Сейчас многие города Кыргызстана претендуют на то, чтобы считаться местом рождения Чингиза Айтматова. Где же он действительно родился?
— В 1927–1929 годах отец работал в Джалал-Абаде. Оттуда его в конце1928 года вызвали во Фрунзе, готовили на должность наркома торговли. Поэтому они с мамой выехали в столицу. Там она и планировала родить Чингиза. Но тут стало известно, что сильно заболела бабушка Аимкан. И родители поехали к ней в село Шекер в Таласе, там Чингиз и появился. Это подтверждают наши родственники, проживавшие в Шекере. Тогда в селе негде было зарегистрировать новорожденного, поэтому свидетельство о рождении Чингиза выдали в Джалал-Абаде, куда родители снова вернулись. В местном загсе есть запись. И джалалабадцы считают, что мой брат появился на свет там.
В 1931 году отца перевели на работу в Ош. Чингиз ходил там в детский садик №1. Есть фотография детей этого садика, и братик там сидит среди других. Наверное, поэтому ошане считают, что он родился в их городе.
В семейном архиве, кстати, есть фотография тех времен. К маме пришла подруга. Ильгиз (брат Чингиза Айтматова. — Прим. ред.) был еще маленький, Чингиз играл с каким-то мальчиком во дворе. Подруги решили сфотографироваться. Мама заставила Чингиза умыться и надеть матросский костюм. Поэтому брат стоит на фото сердитый такой. А тот мальчик, с которым Чингиз играл, незаметно пристроился рядом и тоже попал в кадр. Как был — в трусах и тюбетейке.
— Вы как-то вспоминали, что у ваших родителей был еще один сын, о котором ничего неизвестно.
— Самый первый ребенок был старше Чингиза и родился, по-видимому, в 1926 году, потому что мама и папа поженились в 1925-м. Его назвали Риза, что означает «удовлетворение». Он прожил немного — 1,5 или 2 года — и умер от какой-то инфекционной болезни. А Чингиз родился после его смерти в 1928 году.
— Как вашей матери с четырьмя детьми удалось избежать репрессий и скрыться от преследований?
— В 1934 году папу приняли учиться в Москву на курсы марксизма-ленинизма. Потом его оставили для дальнейшего обучения в Институте красной профессуры.
В 1937 году в газете «Правда» была опубликована статья о том, что в Киргизии плохо чистят партийные ряды и допускают, что в управлении работают враги народа. В статье перечислили всех руководителей республики, в том числе и нашего отца. Все они были названы буржуазными националистами. Что могла означать такая публикация в главной газете страны? Что как минимум Торекула Айтматова должны были снять с работы. А скорее всего, арестовать. В это время как раз вышел приказ Ежова, что члены семей врагов народа опасны для общества и могут пойти на антисоветские действия. Поэтому жен арестованных следовало высылать в дальние лагеря на 8-10 лет, а детей отправлять в специальные колонии.
В это время родители жили в общежитии Института красной профессуры. Там было много таких семей, как наша. Из всех уголков страны. Родители видели, как поступали с другими: утром арестовывали главу семьи, на следующий день — жену, а детей отдавали в детские дома или в колонии. Отец очень сильно боялся этого и уговорил маму: «Детей надо спасать. Ты уезжай, пока меня не арестовали». И вот мама с четырьмя детьми уехала в Шекер.
— Как ваша семья ощущала на себе то, что Торекул Айтматов был арестован?
— Когда мы приехали в Шекер из Москвы, арестовали братьев отца — родного и двух двоюродных. У них были свои семьи, которые косо смотрели на мать, — мол, приехала и принесла беду. Она тогда уже сильно болела. Ее мучили астма и боли в суставах, выполнять физическую работу не могла. Но она была грамотной. В Шекере для нее работы не было, и мама попыталась устроиться в районном центре. Тогда местным руководителем стал один молодой мужчина. В свое время, когда отца еще не арестовали, он очень радушно принимал нашу семью. И вот мама обратилась к нему с просьбой дать работу. Он просил ее прийти через месяц, потом еще через месяц. В конце концов, честно сказал, что не может взять на работу жену врага народа. Для мамы это было очень тяжело услышать. Она часто потом с горечью вспоминала этот эпизод. Разговор проходил в присутствии одного мужчины. Он был немец по национальности.
Когда мама вышла на улицу, она подошла к дереву, к которому привязала свою лошадь. Обхватила его и заплакала. Думала, что же теперь будет с детьми? Спрашивала сама себя, почему на нее свалилось такое горе? И тут кто-то дотронулся до ее плеча. Это был тот самый немец. Он предложил ей работать счетоводом. Мама согласилась, хотя и не имела такого образования. Он взял ее на работу, дал квартиру в барачном доме. Были люди, которые помогали.
Потом началась война. В соседнем селе Жийде был председатель колхоза — сын Толгонай, которая потом стала прототипом героини «Материнского поля». Он перед уходом на фронт позвал маму работать бухгалтером в колхозе. Так мама вместе с нами оказалась в Жийде. Жили, кстати, в одном доме с Толгонай. Мы были там довольно долго. А Чингиз остался у нашей тети в Шекере.
— Как на Чингизе Торекуловиче отражался статус сына врага народа?
— Его поначалу отказывались принимать в школу в Шекере. Чингиз сам рассказывал, как они с Ильгизом вместе с двоюродными братьями каждое утро отправлялись в школу. Не доходя до нее, у моста мои братья оставались, а двоюродные братья шли учиться. Чингиз и Ильгиз ждали, когда закончатся занятия, и вместе с братьями возвращались домой. И вот как-то их застал аксакал. Стал расспрашивать, что они делают на мосту. Ребята рассказали, что их не взяли в школу. Аксакал спросил, хотят ли они учиться? Братья, чтобы не расплакаться, кусая губы, согласно закивали головами. Через неделю они пошли в школу по-настоящему.
А в третьем классе Чингиза не приняли в пионеры. Учительница стала говорить: «А тебя мы не примем в пионеры, потому что твой отец…» И высказала все. Чингиз тогда выскочил из класса, хлопнул дверью и расплакался от того, что опять об отце плохо говорят. Вышел из школы. Рядом с ней был овраг. Там протекал ручей. И вот Чингиз сидел и проливал слезы в ручей.
В сельскохозяйственном институте Чингиз учился на отлично, и ему стали давать сталинскую стипендию. Но кто-то забеспокоился. Написал заявление ректору института Лущихину: как можно так поступать?! И эту стипендию у Чингиза отобрали. Помню, когда он получил ее в первый раз, да еще подработал на вокзале, где грузил и разгружал, то купил мне и сестре по бордовому пальто с цигейковым воротником. Мы гордились этими пальто.
Потом Чингиз хотел поступить в аспирантуру. Но опять же кто-то написал ректору гневное письмо, и Чингиз не смог продолжить обучение. В то время ректор Лущихин собрал группу талантливых студентов, куда входил и Чингиз. Так вот, Лущихин не хотел терять моего брата и пристроил его на экспериментальную ферму Научно-исследовательского института животноводства и ветеринарии в пригородном селе.
— Когда вашего отца арестовали, вы все были маленькими. Как ваша мама объясняла вам ситуацию?
— У нас было много фотографий. Мой отец фотографировался со своими друзьями и коллегами. А во время террора любого могли арестовать только за то, что он был на одной фотографии с уже арестованным человеком. И поэтому мама сидела и отрезала тех, кто был еще на свободе, чтобы не навредить им. И плакала. Она ничего мне не говорила в эти моменты, но я все чувствовала. Иногда я говорила маме: «Папа такой красивый. Когда он приедет к нам?» На это мама отвечала: «Твой папа очень хороший человек. Но только ты никому про него не рассказывай. Ни с кем не разговаривай о нем». Она как-то сумела внушить нам это. И сестры отца тоже очень хорошо отзывались о нем, но запрещали об этом разговаривать с другими.
— Ваше первое воспоминание о брате?
— Мне было где-то 4–5 лет, ему 14. Чингиз к нам часто приезжал. Он привозил муку, зерно. Меня иногда спрашивают, играли ли мы в какие-нибудь игры? Какие там игры?! Чингиз с 9 лет работал и заботился о семье вместе с мамой. Надо было растить нас. Он был и как старший брат, и как отец.
А когда я училась во втором классе, он спросил меня: «Ты записалась в библиотеку?» Я ответила, что еще не успела. Он попросил, чтобы я пошла туда, взяла книжку и прочитала. Я все так и сделала. Он потом попросил меня пересказать содержание. Помню, книжка была про Сергея Мироновича Кирова. Пересказала. Он похвалил и сказал, чтобы я взяла другую книжку.
— Бытует легенда, что после выхода фильма Андрея Кончаловского «Первый учитель» у Чингиза Торекуловича возникли большие проблемы с руководством республики, и ему не давали здесь работать.
— Да, действительно. Там были такие сцены неприглядные… Многие считали, что киргизов так показывать нельзя. И первый секретарь ЦК Компартии Киргизии Турдакун Усубалиев был недоволен.
Но Чингизу не давали работать не только из-за этого. Первые свои рассказы он начал писать, когда работал на экспериментальной ферме. И его произведения воспринимали очень критически. Старшему поколению писателей не нравилось. Его повесть «Лицом к лицу» критиковали за то, что там был показан дезертир. А в «Материнском поле» есть сцена, когда после победы все вышли встречать солдат. А им навстречу шел только один. Где это видано? Почему так? Были такие придирки.
Пока еще не был реабилитирован отец, время от времени говорили, что Чингиза надо тоже арестовать.
— Была реальная опасность?
— Да. Тогда это было реально. Если тогда человека арестовывали только за то, что он был на одной фотографии с врагом народа, то за произведения и подавно могли арестовать.
— Когда в республике наступило полное признание таланта Чингиза Торекуловича? Без оговорок, без замечаний…
— По-моему, никогда не было такого. Всегда кто-то был недоволен Айтматовым. Он просто не связывался с такими людьми. Наверное, когда Чингизу дали Героя соцтруда, тогда и признали.
— Вы помните день, когда узнали о реабилитации отца?
— В 1956 году Чингиз поступил на Высшие литературные курсы. Тогда уже были написаны «Джамиля» и «Лицом к лицу». Из-за критики брат сильно заболел. Слег. И в этот момент к нам пришло приглашение в КГБ.
Мы 20 лет ждали и надеялись, что отец жив. Маме ведь дали документы, что его сослали в дальние лагеря без права переписки, и мы верили этому. Мама постоянно писала просьбы, чтобы дали хоть какую-то информацию о нем. И вот приходит это письмо, в котором приглашали прийти и получить сведения об отце. А Чингиз лежит больной. И он попросил меня сопровождать маму. Мы пришли туда. На посту пропустили только маму. Мне же сказали ждать на улице. Минут через 10 мама вышла. Она еле-еле шла. Бледная. Глаза потухшие. В руках держит два листка. Протянула их мне. На одном было написано, что отец реабилитирован в связи с отсутствием состава преступления. А на втором было свидетельство о его смерти. Я помню два пункта. Причина смерти — неизвестна. Место смерти — неизвестно.
— Как Чингиз Торекулович воспринял эту новость?
— Он тоже тяжело это пережил. Но, видимо, он понимал, что отца уже нет. Потому что другие репрессированные находили способы сообщить о себе родным — хоть на словах, хоть через маленькие записки. Мы же не получали никаких сигналов. Но мама верила. Когда мы шли в КГБ, мама говорила: «Наверное, отец приехал. И мы сейчас его встретим».
— Мало кто знает, что ваш брат был председателем домкома. Как так получилось?
— Чингизу предложили стать корреспондентом газеты «Правда» по нашему региону. Было это в конце пятидесятых годов. Но для этого нужно было быть членом партии. И он пошел на это. Не потому, что так любил партию, — другого пути не было. А чтобы вступить в партию, нужно было заниматься какой-нибудь общественно-важной работой. Ему предложили на выбор несколько вариантов. Мама настояла, чтобы он стал председателем домкома. Мы тогда уже жили во Фрунзе. Она сказала, что будет выполнять работу Чингиза, пока тот будет в разъездах. Так и было.
— Вы сказали, что он вступил в КПСС не из-за любви к ней. Может быть, он делился с вами своим реальным отношением к партии?
— Чингиз был сдержанным. Своих чувств и эмоций особо не проявлял. Он не особенно об этом говорил. Могу только вспомнить, когда началась война в Афганистане и наших солдат стали отправлять для исполнения интернационального долга, Чингиз сокрушался — зачем Советский Союз вмешался в эту войну? А мы ему говорим: «Это же интернациональный долг!» В ответ он только усмехнулся.
Он мог бы стать диссидентом, но не сделал этого. Потому что была семья, были мы. И Чингиз не мог себе позволить, чтобы из-за его поступка мы снова переживали невзгоды. Поэтому в своих статьях он хвалил советский строй, партию. Наверное, он действительно так считал.
— Переживал ли он развал СССР?
— Переживал, считал, что это очень плохо. Потому что была хорошая большая страна. Когда Кыргызстан принял декларацию о суверенитете, Чингиз Торекулович считал, что это хорошо, но все же лучше быть в составе большой страны. Ведь суверенитет свалился нам на голову. Мы за него не боролись, не страдали. И были не готовы к этому. В итоге так и не смогли обустроить свою страну. Все получилось, как он говорил.
— Какие отношения реально связывали Чингиза Торекуловича с Аскаром Акаевым?
— Его обвиняют в том, что он привел Акаева к власти. На самом деле он его знать не знал. Познакомился с ним только на съезде народных депутатов СССР в Москве. Акаев тогда хорошо выступал. А когда здесь были выборы президента и ни один кандидат не прошел, мне позвонил наш общий знакомый, попросил телефон Чингиза. Хотел предложить ему стать президентом. Я телефон дала и тут же сама позвонила брату. Рассказала о разговоре и настаивала, чтобы он ни в коем случае не соглашался. Он и сам не хотел. У него же характер доверчивый. Его легко могли подвести люди.
И я знаю, что он не мог бы быть президентом. Однажды Чингизу позвонил наш писатель Казат Акматов, он тоже попытался убедить брата. Но Чингиз ему ответил категорическим отказом и предложил поискать среди молодых: «Вот тут Акаев ходит. Выступает хорошо». И все. Он не привозил его, не рекомендовал, не настаивал. Просто предложил присмотреться к этому человеку. Лишь бы только от него самого отвязались. Теперь его везде и всюду ругают за то, что он якобы привел к власти Акаева.
— Есть мнение, что на каком-то этапе Айтматов стал мешать Акаеву, и его выдавили из страны…
— Может быть. Знаю, что Майрам Акаева просила Чингиза Торекуловича похвалить ее очередную книгу на какой-то презентации. Он сделал это очень обтекаемо. В общем, не похвалил так, как она хотела. После этого у них были напряженные отношения.
— Как Чингиз Торекулович отнесся к «тюльпановой революции» 2005 года?
— Он где-то писал, что революция не приносит пользы людям и хороша только для тех, кто рвется к власти. Мы тоже хотели, чтобы он тогда вмешался в ситуацию. Но брат был очень сдержан. Сейчас понимаю, что Чингиз оказался прав в этой ситуации.
— Помните ли вы свою последнюю встречу с братом?
— Да. Он приехал из Бельгии. Был очень расстроен. Потому что в предыдущий приезд Чингиз сам предложил Курманбеку Бакиеву: «Давайте я напишу заявление и уйду с должности посла республики в странах Бенилюкса и Франции. Хватит мне работать». Тот наотрез отказался. И брат спокойно уехал обратно. И вдруг приезжает к нему человек и говорит, что будет работать вместо него. Брат ответил — хорошо. Попросил только на следующий день забрать свои вещи из кабинета. Утром Чингиз обнаружил, что его вещи собраны и вынесены из кабинета в коридор. Это очень сильно его задело. А надо помнить, что брат был очень уважаем в среде дипломатов, работавших в Брюсселе, своего рода старейшиной. И он должен был попрощаться со всеми. Так вот, прощание это проходило в посольстве Казахстана. В родном посольстве ему этого сделать не дали. Поэтому он и приехал расстроенный.
Чингиз решил поехать в Алма-Ату. Подозреваю, что он был настроен остаться там жить. Оттуда брат позвонил мне — оказывается, он пообещал прийти на встречу в одну из бишкекских школ, хотя планы у него были совсем другие, и попросил меня сходить на эту встречу. Сам же он собирался в этот день улетать в Москву, а оттуда в Казань.
Таким был наш последний разговор. В тот день, когда я должна была пойти в эту школу, мне сообщили, что Чингиз тяжело заболел. Я все же пошла на встречу. И получается, что исполнила его последнюю просьбу.
— Что должны знать люди, которые никогда не видели Чингиза Торекуловича, вполне возможно, не читали его произведения, не знают или не помнят его?
— Для меня он серьезный, глубокий человек. В детстве, юности и молодости пережил много тягостных моментов. И при этом сумел извлечь зерно. Потом на него свалилась эта слава, награды. Конечно, можно было возомнить себя великим, разговаривать со всеми свысока. Но он понимал, что так нельзя. У него было хорошее воспитание.
Вот это 90-летие… Все очень пышно, даже преувеличено… Но это все осядет со временем, и останется его реальный образ. Самое положительное в этом юбилее то, что на произведения брата обратила внимание молодежь. Он достоин того, чтобы его читали и изучали его творчество.
-
14 ноября14.11Тюркский единыйЗачем Эрдоган настаивает на ускорении перехода стран Центральной Азии на латинский алфавит
-
12 ноября12.11ФотоГерметичные краски окраинВ Ташкенте открылась персональная выставка живописца из Ферганы Алишера Хамидова
-
08 ноября08.11В списках значилсяЭнтузиасты из Казахстана занимаются поиском солдат, призванных из республик Средней Азии и пропавших в годы Второй мировой войны
-
06 ноября06.11ФотоСтыдно должно быть агрессорам, а не жертвамГалерея 139 Documentary Center возобновила работу в Ташкенте с выставки против насилия
-
04 ноября04.11Земля тюрков не для турокИмела ли Турция шансы получить власть над Центральной Азией
-
31 октября31.10ФотоАпокалипсис по-самаркандскиВ Ташкенте прошла выставка «Эгоист» Ахмада Исоева