Совсем не киргизский парламент

Предыдущую часть своего повествования я закончил на моей поездке в Управление по делам беженцев и лиц без гражданства (OFPRA). Думаю, логично было бы продолжить с того места, на котором закончил в прошлый раз.

Для начала отмечу, что жизнь во Франции очень динамичная: пока я ехал в электричке, информация о том, как добраться до нужного здания, несколько устарела. Выйдя на станции Val de Fontenay, я сразу увидел указатель — SORTIE 4, OFPRA. Но сетовать на изменения я не стал, потому что так добираться было гораздо проще: выход вел прямо к нужному офису.

Мирные офицеры

Имейте в виду, что на интервью в OFPRA стекаются просители убежища из всей Франции, так что приходить к дверям этого почтенного учреждения лучше пораньше. Когда я подошел к большому стеклянному зданию в половине девятого утра, здесь уже стояла толпа человек в сто. Все держали в руках приглашение на интервью и бумагу, которая называется récépissé. Это заверенный печатью документ с фотографией владельца, который позволяет легально находиться во Франции, пока ваше досье рассматривает иммиграционное ведомство.

Улугбек Бабакулов на Лионском вокзале в Париже. Фото автора

Ровно в 9 часов к нам вышел мужчина с рацией в руке. Он начал запускать людей в здание, предварительно проверяя, есть ли у них вызов на интервью. В самом корпусе публику пропускали через металлоискатель, а затем, бегло осмотрев содержимое сумок, направляли по коридору в зал ожидания. Я думал, телефоны придется сдавать, как это бывает, когда входишь, к примеру, в киргизский парламент. Однако проверяющий даже не обратил внимание на телефон в моей руке: стало ясно, что то ли OFPRA не совсем парламент, то ли Франция совсем не Киргизия.

Чтобы попусту не скучать в ожидании, я решил заняться чем-то общественно полезным и для начала пересчитал количество стульев в зале. Соотнеся стулья с сидящими на них людьми, я выяснил, что тут собралось не меньше полутора сотен человек — и это только на утренний прием. Здесь были люди разных рас и цветов кожи: выходцы из Юго-Восточной Азии, Ближнего Востока, Индийского полуострова и балканских стран. От Киргизии, кажется, представительствовал я один — может быть, оно и к лучшему.

Я уже знал, что с языком мне помогут, так что совершенно не переживал по поводу объяснения с офицером OFPRA. Кстати, наше военное слово «офицер» в некоторых западных языках означает просто сотрудник офиса, должностное лицо, и к армии или полиции не имеет никакого отношения. Пока я осматривался, в зал зашел тот самый охранник, который впускал людей на входе. Сопровождая свои слова выразительными жестами, он попросил нас выстроиться в одну шеренгу и выходить в коридор. На миг я почувствовал себя, как в детстве на уроках физкультуры. Однако прыгать через козла нам не пришлось. Каждый присутствующий просто подходил к секретарю у входа, сдавал свой вызов, а взамен получал квиток с номером. У меня оказался номер 404. Затем, не торопясь и без лишней толкотни, люди возвращались на свои места в зале ожидания.

Желчь, оскорбления и угрозы

Через 10-15 минут стали появляться чиновники ведомства и называть фамилии ожидающих. Счастливцев тут же уводили из зала. Очередная девушка назвала мою фамилию, и я радостно устремился следом за ней. Мы шли по коридорам, вдоль которых размещались стеклянные кабинки. В них сидели иммигранты, физиономии которых были мне уже знакомы.

Очередь перед входом в ОФПРА. Фото Улугбека Бабакулова

Мы с моей сопровождающей подошли к одной такой кабинке. Находившаяся там женщина протянула мне руку: «Здравствуйте. Я буду помогать вам с переводом». Поздоровавшись, я представился и в свою очередь спросил, как ее зовут. «Я не могу вам назвать свое имя — так же, как и моя коллега, — развела руками переводчица. — Таковы условия нашей работы, но вы не волнуйтесь».

Я пообещал не волноваться.

— Интервью будет разделено на две части, — женщина переводила мне слова чиновницы. — В первой мы уточним ваши биографические данные: фамилию, имя, год и место рождения, сведения о родителях и близких родственниках и тому подобное. Вторая часть касается непосредственно вашего дела. Весь разговор будет записываться — вот на столе микрофон… Вся информация, которая здесь прозвучит, считается конфиденциальной и не будет нигде опубликована. Если вы готовы, мы приступим.

Я убрал бумаги со стола, чтобы не было лишних шумов, и стал отвечать на вопросы…

Вряд ли есть смысл пересказывать все интервью: история нападок на меня со стороны киргизских властей и всякого рода нациков уже не раз освещалась «Ферганой» и другими СМИ. Я рассказал о том, как власти по надуманному поводу возбудили в отношении меня уголовное дело, как устроили травлю черед подконтрольные массмедиа, как парламентарии требовали лишить меня гражданства и свободы. В общем, ничего нового. Под конец заметил, что о своей жизни во Франции я пишу рассказы, и реакция на них отдельных киргизских резидентов, проживающих во Франции и «тусующихся» на местных русскоязычных форумах, очень показательна. Даже вдали от исторической родины они изливают на меня свою желчь, оскорбления и угрозы. «Если эти нацики даже здесь позволяют себе такое, представьте, на что они способны в своей стране», — резюмировал я.

Чиновница сказала, что я могу обратиться за защитой в полицию, и в отношении этих людей примут меры. Я с ней согласился и заявил, что во Франции именно так и сделаю. В Киргизии же жаловаться было бы просто бесполезно: там в органах работают такие же «патриоты», готовые выполнить любой приказ властей.

Уже покидая кабинет, я спросил, могу ли я рассказать читателям о том, как проходила наша беседа. «Конечно, — улыбнулась офицер. — У нас свободная страна».

На всю беседу ушло около двух часов. По окончании ее я направился на Лионский вокзал Парижа, благо у меня уже был билет на поезд в 14:00. Так что к вечеру я уже снова был в своем, ставшем уже практически родным, CADA.

Вас ждут в Китае

В очередной раз жизнь моя разделилась на «до» и «после». Никто не мог сказать, сколько придется ждать ответа OFPRA, и уж подавно — каков будет этот ответ. Чтобы время не пропадало впустую, учу французский. В смысле владения языком я, конечно, пока еще не Виктор Гюго, но когда на улицах нашего городка спрашивают, как пройти куда-то, я уже вполне могу объяснить дорогу. Кстати, медики говорят, что изучение иностранных языков — хорошая профилактика болезни Альцгеймера. Так что у меня есть надежда еще какое-то количество лет побыть молодым и красивым.

К слову, о возрасте. Жители нашего центра могут посещать несколько языковых курсов, один из которых ведут члены Ассоциации Les Amis du Foyer du Trève — AFT («Друзья дома в Трев»). Это люди пенсионного возраста, которые приходят в CADA и поддерживают приезжих, содействуя их интеграции в общественную жизнь: помогают в заполнении каких-то документов, интересуются твоим состоянием здоровья и проблемами, помогают освоить язык.

Концерт для жителей CADA. Фото Улугбека Бабакулова

На этой неделе они организовали концерт, где ученики местной музыкальной школы играли на гитарах и других музыкальных инструментах. Представители ассоциации считают, что это был день, в течение которого «наши друзья (то есть ищущие убежища. — Прим. «Ферганы) могли забыть о своих заботах и проблемах». Академия музыки и танца дала для нас концерт студентов различных мастерских: гитары, пения, скрипки.

Урок французского языка. Фото Улугбека Бабакулова

Этот концерт напомнил мне, как учащиеся бишкекской музыкальной школы, где учились мои дети, давали концерты в домах престарелых и в больницах. Такие выступления приучают слушателей к хорошей музыке, а молодых музыкантов — к широкой публике.

Раз в неделю «Друзья дома в Трев» проводят двухчасовое занятие по французскому для жителей CADA. Во время этих занятий нам предлагают кофе и соки. Такое доброжелательное отношение коренных французов совсем непохоже на манеры приезжих, которые уже давно осели во Франции. Например, многие русскоязычные иммигранты считают, что именно «понаехавшие» виноваты во всех бедах страны. Они ругают мигрантов, ставя в вину им высокие налоги, свои социальные и экономические проблемы и тому подобное. Зато сами очень любят и поддерживают политику российского лидера Путина, хотя жить почему-то предпочитают в Европе.

Как я понял, такой «любовью» страдают переселенцы не только во Франции, но и в других развитых странах Европы и США. На этот счет даже имеется анекдот. Русские иммигранты собрались в Нью-Йорке на митинг в поддержку Путина. Российский посол в США от имени Путина в знак благодарности пообещал митингующим бесплатное переселение на историческую родину. В течение минуты всех митингующих как ветром сдуло.

Пару лет назад международная организация Amnesty International решила выяснить, жители каких стран готовы предоставить помощь беженцам. Согласно опросам, самым гостеприимным оказался Китай: там на помощь готовы прийти 46% опрошенных, за ним идут Великобритания — 29% и Греция — 20%. И только 1% из опрошенных жителей России и Индонезии согласились помогать мигрантам. Впрочем, такого рода опросы далеко не всегда показывают истинную картину.

Шансон научит языку

Конечно, основой для пребывания в любой стране служит знание здешнего языка. Именно поэтому по приезде я почти сразу же взялся за французский. Ну, друзья мои, по сравнению с ним изучение английского кажется легкой загородной прогулкой.

Тем не менее и здесь можно облегчить себе жизнь. Так, для запоминания французских слов я использовал один давно известный, но действенный метод. Я слушаю песни французских певцов, при этом перед глазами у меня лежит их перевод на русский и транскрипция. И знаете, дело пошло гораздо успешнее и приятнее. Например, занимаюсь я каким-нибудь делом по хозяйству, фоном звучит песня Джо Дассена, а я ему подпеваю. Учитывая, что во Франции певцов много, а песен еще больше, первоначальный навык в языке можно получить очень быстро.

Правда, и тут есть засада. Порой мне кажется, что французский — устный и письменный — как будто два разных языка. Удивительно, но во многих словах слов последние буквы вообще не читаются. Спрашивается, зачем их тогда вообще писать? Традиция! Ну и, наверное, чтобы приезжим жизнь не казалась таким уж медом...