Совиные перья против хиджаба

У государств и правящих элит в Центральной Азии сложное отношение к исламу. С одной стороны, эта религия воспринимается и подается как основа национальных традиций и даже государственности (недаром Ислам Каримов приносил президентскую присягу на Коране). С другой стороны, ислам несет в себе потенциал массовых беспорядков (с точки зрения властей) и даже революций, и его на всякий случай держат за пределами политического поля – единственная легальная партия такого рода в регионе, таджикская ПИВТ, была объявлена вне закона в 2016 году. Кыргызстан, казалось бы, стоит в стороне от этих конфликтов – но на самом деле споры об исламе и паранойя насчет «арабизации» киргизов даже в этой относительно светской стране обнажают важные основы национального самосознания, представления о добре и зле, своем и чужом. Американский ученый Винсент Артман (Vincent M. Artman) работал с жесткими спорами о хиджабе (среди политиков и богословов Кыргызстана), увидев в них ключевой канал просачивания теологических идей и конструкций в казалось бы совершенно светские представления о природе нации и народа.

В 2014-2017 годах Артман работал в Кыргызстане, наблюдал, общался с чиновниками, представителями Духовного управления мусульман, богословами, учеными и простыми мусульманами. Кроме того, он изучил многочисленные религиозные брошюры, правительственные постановления и другие документы. Исследование Артмана «My Poor People, Where Are We Going?: Grounded Theologies and National Identity in Kyrgyzstan» вышло в научном журнале Europe-Asia Studies.

Мини-юбка лучше хиджаба?

В августе 2016 года президент Кыргызстана Алмазбек Атамбаев провел длинную пресс-конференцию, поговорив и о закрытии американской авиабазы, и о школах гюленистов, – но больше всего резонанса вызвали его слова о хиджабах и мини-юбках: «Слушайте, мы с советских времен, с 50-х годов у нас женщины ходят в мини-юбках, но никому из этих женщин в голову не приходило надеть пояс шахидки и взорвать кого-то. Да ходите хоть с кирзовым сапогом на голове, но не взрывайте никого. Потому что это не религия. Суть каждой религии – это добро, доброе отношение к людям. Если ты считаешь, что кому-то надо голову отрезать или кому-то навязать, в чем одеваться, – это не религия. Мы должны с этим бороться. Пусть лучше ходят в мини-юбках, но никого не взрывают». Пресс-конференция лишь подлила масла в огонь, который разгорелся из-за серии билбордов на улицах Бишкека. Там было изображено три картинки: на левой — группа улыбающихся женщин в традиционных костюмах, в центре – в белых хиджабах, а справа – группа женщин, полностью укутанных в черные чадры. Внизу идет надпись – «Мой бедный народ, куда мы идем?».

Но продержались билборды всего несколько недель. Духовное управление мусульман Кыргызстана возмутилось «провокационными» и «оскорбительными» плакатами.

Зато президент поддержал инициативу и даже предложил поставить такие билборды в других городах (в таком же ключе выступило несколько политиков и активисток женского движения). А вот другие, анонимные активисты решили перевести дискуссию на улицы города – и установили билборды, где в правой части вместо чадры девушки были одеты в вызывающие мини-юбки. Надпись – «Мой бедный народ, куда мы идем?» — осталось неизменной.

Билборд с надписью "Мой бедный народ, куда мы идем?". Фото с сайта Azattyk.org

Острота этого публичного конфликта, по мнению Артмана, связана с тем, что киргизы (96% которых, по данным опроса, называют себя мусульманами) с большим сомнением относятся к хиджабу. В советское время закрывать голову и тем более лицо женщинам не очень разрешалось, и неудивительно, что после 1991 года демонстративно «исламский» облик вернулся на улицы городов. Сейчас даже в Бишкеке девушки в хиджабах уже не выглядят такими редкими и необычными, как в 1992 году. Однако в школах и на рабочих местах хиджаб до сих пор не всегда приветствуется и часто вызывает негативную реакцию со стороны кыргызстанцев старшего поколения.

И новые националисты, находящиеся на подъеме с середины 2000-х, также часто видят в хиджабе измену традициям. «Мы не против ислама, мы с уважением относимся к историческому выбору наших предков. Но мы против манкуртизма и навязывания нам чужой одежды как важной части культуры каждого народа. Это верный путь в ИГИЛ (организация,запрещенная в РФ)… возникает реальная угроза так называемой «арабизации»… Но мы кыргызы-ханафиты, которые сумели сохранить все исламские и неисламские культурные традиции через сотни веков… У нас были свои кыргызские платки, элечеки, узорчатые каляки, кеп такыя, тюбетейки (в том числе и с совиными перьями), которые были олицетворением красоты и открытости кыргызских женщин. Наши бабушки и прабабушки никогда не носили черную чадру или паранджу (даже и это слово – привозное), а старались одеваться ярко и величественно» (слова Тынчтыкбека Чоротегина, главы фонда «Мурас»).

Именно эта сцепка ханафизма и киргизской нации, противостоящих манкуртизму, идущему уже не от русской власти, а от «арабизации», и стала основой нового киргизского национализма, уверен ученый. Он унаследовал от советской системы определенное недоверие к религии. Отсылка к ханафитскому мазхабу позволяет показать «свой» ислам наиболее мирным, терпимым, плюралистичным, далеким от политики и открытом рациональному мышлению – то есть близким к идеалам светского государства.

Государственное богословие

По словам Артмана, рамки допустимого в исламе в Кыргызстане, как и в других странах Центральной Азии, определяет государственный орган – комиссия по делам религии КР. Традиционный – и «правильный» – киргизский ислам однозначно привязывается к ханафитскому мазхабу. Но уважением эта традиция пользуется не из-за ее богословских достоинств, а потому, что «мусульмане, помимо выполнения молитв и других религиозных ритуалов согласно учению Абу Ханафи, также следуют примеру и обращаются к опыту предков», сообщает один авторитетный труд. В других документах ставится знак равенства между традиционными для мусульман Кыргызстана ценностями, с одной стороны, и ханафитским мазхабом матуридской школы, с другой.

Последнее уточнение отсылает к богословию Абу Мансура аль-Матуриди, уроженца Самарканда. Выбор именно матуридизма отражает тяготение к максимально мягкому или светскому исламу – как пишет Артман, матуридское богословие отличается упором на силу человеческого разума, свободную волю и научные доказательства. И это еще не все: один из сотрудников комиссии прямо проводит связь между «рационализмом» Матуриди и кочевым образом жизни кыргызов – «Матуридизм соответствовал кочевому образу жизни. Кочевники привыкли быть свободными, свободно думать, выражать свое мнение. Ислам не может закрыть нас в коробке». Фактически официальная мысль КР очень сильно «модернизирует» средневекового исламского богослова, приписывая ему терпимость к другим религиям, уважение к народным традициям и любовь к науке.

Однако при всей власти государства над религией ему не хватает авторитета – который есть у Духовного управления мусульман (ДУМК) или муфтията. Юридически ДУМК независимо от государства и финансируется в основном общиной верующих, но при этом является зарегистрированной религиозной организацией. Оно контролирует все проповеди в мечетях и программы обучения в медресе, а также обладает властью издавать фетвы (религиозные постановления).

Фото с сайта Kloop.kg

Внутри муфтията существуют разногласия по многим вопросам – об отношении к «Таблиги джамаат» (запрещенное в России религиозное движение), о том, насколько еретичен салафизм и так далее. Однако ДУМК опирается на «национальное богословие» с достаточно жесткими границами допустимого, пишет Артман. Например, муфтият принимает у имамов экзамены на знание арабского языка и шариата. Эти испытания проводятся в контакте со спецслужбами и комиссией с целью предотвращать распространение «экстремизма». Требования к исламу распространяются еще и через образовательные программу, а также массовую религиозную литературу. Известные богословы, например, Кадыр Маликов, пишут популярные книги об истинном значении джихада, терпимости к другим религиям в многонациональном государстве и национальных традициях. Во всей этой литературе муфтията практика «настоящего» киргизского ислама противопоставляется зловредному влиянию «радикальных идеологий». Подразумевается, что правильная вера – умеренная и ничего общего не имеет с исламом, по версии, например, «Хизб ут-Тахрир» (запрещенная в России организация). Ученый отмечает, что независимость не мешает ДУМК выступать союзником государства в создании «национальной теологии».

Пиар для хиджаба

И вот в этой обстановке «защиты» национального ислама хиджаб стал самой настоящей бомбой. Почему? С одной стороны, это универсальный признак ислама – и мусульмане, и представители других религий однозначно считывают его как обозначение исламской благочестивости. К хиджабу как к панисламскому символу у правоверных киргизов нет вопросов (в отличие от светски настроенных граждан, которым не нравится наступление религии в общественном пространстве). Но одновременно он ассоциируется с арабской, пакистанской или даже узбекской культурой, прочитывается как знак консерватизма, фундаментализма или даже радикализма – и запускает конфликты между старшим и молодым поколениями. «Люди, которые жили в СССР, не понимают нашу религию. Они критикуют нас и говорят: “Раз вы кыргызы, вы не должны носить хиджаб”. Но молодежь лучше понимает ислам… Давным-давно кыргызы молились огню и камням. Но сейчас мы мусульмане» (Айнура, девушка из Бищкека, постоянная носящая хиджаб). То есть для верующей молодежи древние традиции сами по себе не обладают особой ценностью (близки к язычеству), но для них бесспорно, что сейчас киргизы – это мусульмане, полагает Артман.

На следующий год после «войны билбордов» пришел черед попытки примирения между хиджабом и национальной традицией. В феврале 2017 года в Бишкеке широко отмечался Всемирный день платка. Город украсили плакаты с девушкой в хиджабе, «сотканном» из карты мира – как символа единства мусульманской общины. При этом слоган праздника звучал как «Мы разные, но мы вместе!», подчеркивая внимательное отношение ислама к этническим и культурным особенностям разных стран.

Некоторые женщины — участницы праздника носили традиционный киргизский элечек (головной убор в виде тюрбана), а другие – сильнее закрывающий лицо и шею платок. Кто-то и вовсе был без платка! Но все участницы держали в руках плакаты с надписями вроде «Мы граждане одной страны», «Мы разные, но мы едины» — таким образом, платок/хиджаб подавался не как инструмент разделения и конфликтов, чужеродная примесь в киргизском исламе, а, наоборот, как символ единства. Хиджаб пытается найти себе место в «правильном» национальном исламе – и иногда это получается. Но жесткие границы национальной идеологии все еще не готовы принимать ислам без обязательных отсылок к терпимости и местным традициям.