Пепел лихих девяностых на «Заре Востока»

Все последние годы, и особенно в 2013-2014-м, на базарах Алма-Аты постоянно происходят пожары. Почему? Это не случайность и не чей-то злой план, просто пожары выступают двигателем перемен. Чаще всего они происходят на Барахолке, крупнейшем оптовом контейнерном рынке Центральной Азии. И за пожарами всегда идет очищение пространства и строительство новых торговых центров. Кто выиграл и кто проиграл от возгораний на главном рынке Алма-Аты, почему всё население, включая торговцев, убедили в непривлекательности и «грязи» контейнерных рынков, выяснял антрополог Хассан Каррар (Hasan H. Karrar). Его исследование вышло в научном журнале Central Asian Survey.

Тушение пожара на Барахолке. Фото с сайта Kaznews.kz

Исследуемый процесс не уникален: пожары в городе всегда имеют антропогенный характер, пишут ученые, и, как в США XIX века, при росте населения и его доходов помогают переходить от хаотичных к высоко организованным, инновационным коммерческим пространствам. Означает ли это, что пожары – благо для города? Может быть, но в той же мере они выступают как насилие, удар по уязвимой группе населения (товары далеко не всегда застрахованы), по сложившимся отношениям покупателей и продавцов.

Оптовые рынки вообще и Барахолка в частности – это черная дыра: никто не знает, сколько там продавцов и покупателей, какой оборот у бизнеса, какая прибыль. Этим же городские власти и администрация базара объясняют пожары: застройка ведется хаотично, условия труда небезопасны. Единственным долгосрочным решением проблемы пожаров, объясняет городское начальство, является зачистка контейнерных рынков и строительство торговых центров. Пожары, как видно, решают первую задачу и делают возможным второе.

Как пишет Каррар, казахстанское общество заворожено яркими образами: торговые центры с их фасадами, кинотеатрами, однотипными сетевыми аутлетами, упорядоченными парковками оказываются символом экономического роста, светлого будущего глобализации, тогда как контейнерные базары – это постыдное наследие лихих 1990-х. Чем скорее оно исчезнет, тем лучше. Однако такой яркий контраст хаоса и цивилизации, пишет ученый, лишь маскирует преемственность собственности: и контейнеры, и торговые центры управляются по тем же непрозрачным финансовым схемам и нередко теми же боссами.

История Барахолки

Ученый работал на алма-атинской Барахолке в 2016-2018 годах. Он ходил по базару, знакомился с торговцами, с некоторыми у него завязывались дружеские отношения. Тогда они становились более откровенными, и Каррар брал у них интервью – в чайхонах и у контейнеров. Но в первый раз, когда ученый поймал такси у отеля в центре Алма-Аты и попросил отвезти его на Барахолку, водитель был в шоке – зачем иностранцу понадобилось место, где продают всякий хлам и контрафакт?

Но по прибытии на место шок испытал уже ученый: по своему опыту исследования Дордоя и Кара-Су в Киргизии он ожидал увидеть похожий хаос прилавков и контейнеров, но Барахолка встретила его, подъезжавшего со стороны центра, серией моллов. Рынок раскинулся по обеим сторонам шестиполосной Северной кольцевой автодороги, и состоит он сейчас в основном из двух- или трехэтажных торговых центров с громкими названиями. Даже три оставшихся контейнерных рынка (Рахат и Батыр к востоку от Северного кольца, и Болашак – к западу) стыдливо прикрываются красивым фасадом. Образ порядка завершает организованная парковка.

Но к такому облику Барахолка шла почти двадцать лет. Ее история началась еще в 1960-е годы, когда на землях совхоза «Заря Востока» по выходным работал полуофициальный блошиный рынок. Перестройка и рыночные реформы сделали рынок гигантским (промышленность рухнула, а потребность в дешевой одежде, обуви и бытовых товарах выросла). С середины 1990-х на Барахолке начали ставить контейнеры, и она превращалась в оптовый рынок.

Торговцы (собеседники ученого) с ностальгией вспоминают начало своего пути на базаре («вон там я поставил свой первый контейнер, и трава вокруг была густая-густая!»). Но одновременно они признают, что город за годы независимости изменился в лучшую сторону: улицы стали лучше освещены, инфраструктура усовершенствовалась, машин стало больше, а дорожное движение упорядочивается. Эту заслугу собеседники ученого приписывают независимому Казахстану и лично первому президенту страны.

Последствия одного из пожаров на Барахолке. Фото с сайта Atameken.kz

Парадоксально, но сами торговцы воспринимают реальность базарного мира негативно, по сравнению со светлым советским прошлым и цивилизованным будущим. С 1991 по 2000 год число базаров в Алма-Ате выросло в десять раз. В XXI веке тенденция продолжилась: в 2005-м году их было 66, в 2012-м – уже 85. Заводы и фабрики закрывались, базары открывались – для алма-атинских торговцев связь между этими процессами очевидна и поучительна. «Вот на месте этого торгового центра при СССР находился велозавод, где работало полторы тысячи человек, — рассказал ученому Кямран. — А сейчас ничего не строится, только базары, доходы от которых идут двум процентам населения».

«Десять лет после распада Советского Союза я занимался только тем, что вывозил металлолом из Казахстана. Очень хороший бизнес! Миллионы тонн отличного металла увозили в Китай, похуже – в Афганистан или Пакистан. На металлолом шли даже работающие фабрики. Однажды меня попросили оценить фабрику. Я думал, это будет полуразвалившийся завод с ржавеющими станками. Но с ним было все было хорошо, просто остановилось производство. Там стоял кран, и на его стреле висела опора. Что это такое, спросил я. Оказывается, в тот день, когда распался СССР, они остановили производство. И опора висела все это время. Никто не озаботился тем, чтобы включить кран и спустить ее на землю. Эта история случилась в 2001 году», — рассказывает Арман. То есть, пишет ученый, деньги, полученные от ликвидации заводов и другого госимущества, перетекали в частный сектор. То же происходило с приватизацией колхозов и совхозов.

Со временем неформальное взимание «дани» с торговцев стихийных рынков превращалось в оформленное юридически владение торговыми площадями, а затем – уже к намеренному строительству таких площадей для извлечения большей прибыли. Одновременно возрождалось государство: в Казахстане, как и в России, суды и правоохранительные органы начали выполнять свои функции. Но торговцы Барахолки остались в девяностых в том смысле, что власти не гарантируют им ни защиты трудовых прав, ни экономической безопасности.

Пожар как неизбежность

Нельзя сказать, что все обитатели Барахолки – несчастные страдальцы. Для многих рынок — это целая жизнь, путь от успеха к успеху: так, Ялян пришла на рынок в 2003 году, после медучилища, в поисках подработки. 10 лет она копила деньги и наконец открыла свою собственную точку с корейской косметикой. И для Ялян, старожила Барахолки, жизнь делится на до и после пожара, который ее даже лично не затронул. «После пожара» начался активный снос контейнеров, строительство ТЦ, и конкуренция на рынке выросла.

Барахолка сейчас – это новые здания. И помогли этому пожары. «Я помню, как пожар на обувном рынке начался, в три часа. Он горел два дня подряд, без остановки. Мы стояли и смотрели, как вертолеты пытались затушить огонь. Торговцы понесли убытки на сотни миллионов долларов. Кто-то потерял все… Видите автостоянку? Несколько лет назад там тоже был базар. Всюду стояли контейнеры, протолкнуться было нельзя. Нам долго говорили, что эту часть базара нужно очистить. Но никто не хотел терять место. И тогда случился пожар. Все было объято пламенем. Металлические контейнеры не горят, разумеется. Только это и осталось, обгорелые контейнеры. Их покупали за 50 тысяч долларов, а продавали за триста, четыреста долларов», — рассказывает Кямран.

Пожар на Барахолке. Фото с сайта Zakon.kz

Но на пожарищах уже не ставили новые контейнеры – там как грибы после дождя возникали торговые центры. Точное число пожаров никто не знает, но пик пришелся на 2013-2014 годы: тогда на базарах Алма-Аты произошло как минимум десять возгораний, и шесть – на Барахолке. Директоров рынков приговорили к условным срокам, и то не всех. Но главное, что городские власти отказались компенсировать ущерб торговцев, заявив, что базары возникли нелегально и вообще мешают планам дорожного строительства.

То есть даже если пожары возникали случайно, они помогали городской администрации достигать ее целей. В 2014 году заместитель мэра заявил, что Казахстан должен любой ценой избавиться от образа страны Третьего мира – «грязные», хаотичные, опасные контейнерные базары создают такой образ. На смену неупорядоченным рынкам должны прийти сияющие, чистые торговые центры. Идти по пути «цивилизации» торговцев призывал и премьер-министр Карим Масимов. Опросы горожан, которые приводит ученый, также свидетельствуют о том, что большинство населения – за снос контейнерных рынков. Поразительно, по словам ученого, что эту идеологию разделяют и сами торговцы! Каррар пишет: даже те, кто верит в умышленные поджоги (с целью расчистить место под ТЦ), кто жалуется на резкое повышение арендных ставок в ТЦ, уверены, что новые моллы – это пространство цивилизованной торговли, за ними будущее.

Власть и собственность

Экономический парадокс Барахолки прост: базар меняется и расширяется – блошиный рынок на открытом воздухе, контейнеры, моллы – нередко насильственным путем: торговцев прогоняют, повышают арендную плату, собственность на миллионы долларов сгорает в пожарах… Но одновременно владельцы рынка остаются и даже увеличивают свое богатство. Многочисленные интервью не помогли ученому выяснить, кто на самом деле владеет базаром, хотя слухи указывают на близких к верховной власти людей. В августе 2014 года, в разгар пожаров, столичный мэр Ахметджан Есимов угрожал раскрыть имена истинных хозяев Барахолки, но, что характерно, не выполнил обещание. Каррар подчеркивает, что этим Алма-Ата отличается от Кыргызстана, где имена владельцев базаров открыты и публично известны.

Что бы ни случилось с Барахолкой, эти теневые владельцы остаются в прибыли, тогда как торговцы, на ком держится весь базар, только проигрывают, уверен ученый. Их имущество сгорает в «модернизирующих» пожарах, они вынуждены очистить место по требованию, без предупреждения; многие не могут оплатить аренду новой точки. За 30 лет рыночных реформ правовые формы защиты этой группы населения практически не продвинулись, и ее будущее зависит от милостей рыночной экономики, обслуживающей узкие группы элиты.