Это совершенно новый феномен

Правозащитник Виталий Пономарев — об эволюции протеста в Туркменистане
Виталий Пономарев. Фото с сайта memohrc.org

Правозащитный Центр «Мемориал» в конце сентября сообщил о приговоре 48-летнему юристу Пыгамбергельды Аллабердыеву, которого туркменские спецслужбы заподозрили в связях с протестным движением за рубежом. Ему дали 6 лет тюрьмы по сфабрикованному делу о хулиганстве. Правозащитники детально описали весь процесс и допущенные в нем нарушения, а родственники осужденного не побоялись огласки, благодаря чему дело получило широкий резонанс. Приговор Аллабердыеву вынесли на фоне роста протестных настроений в республике и активизации протестного движения за ее пределами. Подробнее об оппозиции в Туркменистане, ее истории и перспективах «Фергана» поговорила с руководителем программы «Центральная Азия» Правозащитного Центра «Мемориал» Виталием Пономаревым.

* Данная статья является эксклюзивом "Ферганы". Она создана при финансовой поддержке со стороны наших читателей. Вы тоже можете поддержать нас! Любая, даже самая маленькая сумма, поможет нашей редакции работать и дальше. Пожертвование легко сделать с карты - буквально в один клик. Для этого перейдите, пожалуйста, на страницу: https://fergana.site/donate.
Прочитать отчет за август-октябрь 2020 года можно здесь.

— Виталий, есть ли в Туркменистане политическая оппозиция, хотя бы подпольная?

Открыто действующей оппозиции внутри страны нет, любая несанкционированная властями политическая деятельность жестко подавляется. Нет не только оппозиционных партий, но и независимых неправительственных организаций, которые могли бы критиковать власти за нарушения в области прав человека или экологии. Та же ситуация и со СМИ. Нет ни одного независимого издания, ни одного аккредитованного иностранного журналиста, не считая нескольких местных граждан, которые под контролем властей работают на некоторые агентства. Единственная зарубежная радиостанция, вещающая на туркменском языке — это «Азатлык» (туркменская служба Радио «Свобода»).

Но активисты и группы, связанные с оппозицией, внутри страны все-таки есть. Хотя открыто выступать могут в основном лишь те, кто находится за рубежом.

Если обратиться к истории, то постсоветский Туркменистан прошел через несколько этапов развития оппозиционных структур. Лидером первой волны 1990-х годов был Авды Кулиев, бывший министр иностранных дел Туркменистана, проживавший в Москве. Демонстрация 1995 года в Ашхабаде, организованная Гулгельды Аннаниязовым, и оппозиционные журналы, издававшиеся в разных странах, была частью этой волны. В конце 2001 года возникла так называемая «новая оппозиция» во главе с Борисом Шихмурадовым и рядом других известных людей. Многие участники этой новой волны были арестованы и затем бесследно исчезли в тюрьмах после событий 25 ноября 2002 года (попытки свержения президента Сапармурада Ниязова). Можно долго рассказывать о перипетиях событий этих и последующих лет. Здесь отмечу лишь, что вскоре после смерти Ниязова активность обеих волн оппозиции во многом сошла на нет. Прекратили существование и многие оппозиционные сайты, созданные туркменскими политическими эмигрантами.

Однако, начиная примерно с прошлого лета возникла новая оппозиционная волна, которая ни в каких аналитических публикациях пока адекватно не описана. В интернете сейчас можно найти огромное число записей, где разные туркмены, проживающие за рубежом, критикуют власти и лично президента Бердымухамедова, призывают к действиям, полемизируют с людьми, призывающими «не к тем действиям», и так далее. Такие обсуждения происходили не только в интернете. Можно сказать, что новое протестное движение возникло из этих разговоров. Среди его активистов большинство — это новые люди, не связанные с прежней оппозицией.

Кажется, первым серьезным импульсом для дискуссий о необходимости перемен в Туркменистане стали слухи о смерти нынешнего президента Гурбангулы Бердымухамедова в августе 2019 года. Хотя вскоре выяснилось, что слухи не подтвердились, это не остановило начавшийся процесс. Вторым этапом новой волны стали уличные акции, ставшие реакцией на бездействие властей после природных катаклизмов в конце апреля в Лебапе… Эти процессы развивались на фоне роста социальных проблем внутри страны, сложностей с документами у мигрантов, обострившихся из-за ограничений в период короновируса, всплеска протестных движений в некоторых постсоветских странах. Власти в Туркменистане оказались не способными эффективно решать возникающие проблемы, предпочитая вместо этого традиционные методы давления на критиков и их родственников, что только подливало масла в огонь.

С мая началась серия выступлений в Стамбуле, где туркменские активисты собирались возле консульства своей страны. Безвизовая для туркмен Турция стала центром протестного движения, так как именно здесь сосредоточены сотни тысяч туркменских мигрантов. Были акции на Северном Кипре, в Соединенных Штатах.

Осенью какие-то листовки развешивали и в царицынском парке в Москве. Однако из-за визовых ограничений туркменская диаспора в России не столь многочисленна, как диаспоры выходцев из других стран Центральной Азии.

Эти акции протеста за рубежом постепенно становились более регулярными и радикальными, росло число участников, которые преодолевали страх, переставали скрывать свои лица и имена. Одновременно сильно расширялась аудитория интернет-выступлений лидеров новой оппозиции. В сентябре была отмечена первые попытки перенести протестную активность на территорию Туркменистана…

То есть, эта третья по счету волна оппозиции появилась в августе прошлого года?

Примерно. Я впервые ощутил это в сентябре, но некоторые говорят, что все началось на несколько месяцев раньше. Сначала, без всяких лидеров, в ситуации, когда у людей не было ни политического опыта, ни программ. Они часто не могли даже сформулировать свои требования. Появлялись новые люди, которые вели свои каналы. Эти каналы испытывали скачкообразные изменения аудитории, притяжения и оттока. Сегодня все устремлялись смотреть какого-то человека, потом появлялся другой — часть переключалась на нового лидера, затем появлялся еще один, и так далее.

Участники акции протеста в США. Фото с сайта hronikatm.com

В качестве спикеров выступали люди, живущие за рубежом, потому что внутри Туркменистана открыто обсуждать такие вопросы в интернете невозможно. Когда начались интернет-выступления, власти стали еще больше закручивать гайки, ограничивая коммуникации, некоторых из тех, кто поддерживал контакты с зарубежными активистами, подвергли административному или уголовному преследованию.

А в самой Туркмении в это время усиливались протестные настроения?

Начиная с мая появляется информация о том, что в Туркмении осложнилась социальная ситуация — очереди за продуктами, в банкоматы, ограничение на выдачу денег. Когда возникали многочасовые очереди, люди иногда возмущались, шли требовать от властей, чтобы они решили проблему. То есть, локальные протесты возникали, в основном, по социальным поводам. Эти выступления не были кем-то организованы, но они отражали рост недовольства. Точности ради надо сказать, что часть сообщений о таких выступлениях, опубликованная в интернете, при проверке не подтвердилась.

С другой стороны, отмечаются попытки организовать политические выступления внутри страны. В сентябре одно из движений анонсировало кампанию уличных выступлений так называемых «белых рубашек» в период с 14 по 25 сентября. Она была плохо организована и в итоге не удалась, но где-то были единичные выходы, как в Лебапе… Важно иметь ввиду, что въезд в Туркменистан из-за короновируса сейчас ограничен. У оппозиции появится больше возможностей, когда нынешние ограничения будут сняты. Туркмены, которые на территории других стран сейчас вовлечены в этот процесс — смотрят сайты, участвуют в обсуждениях и т.д. — полетят домой и будут объяснять своим знакомым и родственникам, что они слышали, что чувствуют и что считают нужным делать.

Власти в этой ситуации балансируют. Если во времена Ниязова «ответом» были бы массовые аресты, то сейчас есть единичные уголовные дела – как то, что завели в сентябре на Пыгамбергельды Аллабердыева, и одновременно масштабные попытки запугивания и административных дел в отношении тех, кто слишком активно переписывается по интернету или пытается что-то передать за границу. Действует практика запугивания. Так, родственников и друзей активистов вызывают в полицию, МНБ, пробуют надавить на них. Были случаи, когда вызванные на такие беседы подвергались избиениям — просто потому, что они состояли в тех или каких-то отношениях с теми, кто за границей «говорил не те вещи».

То есть социальные протесты перерастают в попытки политического выступления? Это что-то новое для Туркменистана?

Правильнее будет сказать не «перерастают», а создают почву для политических выступлений.

Туркменское протестное движение — это совершенно новый феномен. Лет 15 или больше ничего похожего в Туркменистане не было. Движение возникло стихийно и развивается очень динамично. Там есть много нюансов… В частности, пока существует очень большая разница в восприятии между теми, кто долгое время находится за границей, кто уже научился мыслить, говорить свободно, кто понимает, что пикет — это не что-то страшное, а нормальная практика в демократической стране, и теми, кто остается внутри страны, под воздействием пропаганды и давления госаппарата, отрезанными от внешнего мира. Внутри Туркменистана, конечно, тоже развиваются оппозиционные настроения, но их уровень совершенно иной, чем среди мигрантов за рубежом.

Антиправительственная листовка, («Ogry» - «Вор»). Фото с сайта turkmen.news

Думаю, что туркменскому протестному движению, если оно хочет достигнуть успеха, в ближайшее время предстоит решить три важные задачи:

Во-первых, усилить свою активность внутри страны.

Во-вторых, установить контакты с международными акторами, СМИ, правозащитниками. Движение, кажется, достигло той стадии, когда выступления лишь в туркменском сегменте интернета являются недостаточными.

В третьих, надо попытаться наладить сотрудничество различных групп, преодолеть хотя бы частично существующие внутренние конфликты.

В Туркменистане все больше ощущается усталость от правления Бердымухамедова, недовольство проявляется даже в силовых структурах. Однако удастся ли протестующим использовать свой шанс — сказать трудно.

События, связанные с динамикой туркменского протестного движения, почти не представлены в русскоязычных СМИ.

В англоязычных тоже. Частично это связано с тем, что в силу неразвитости туркменского гражданского общества большинство сообщений о таких событиях если и появлялось в туркменоязычном интернете, то в таком формате, который не позволял писать об этом на более серьезном уровне. Многие сообщения не содержали важных деталей, был не ясен источник, надежность информации. В других случаях сообщения поступали в правозащитные организации с условием: ни в коем случае не называть публично фамилий и других деталей. В результате, хотя масштабное давление на активистов началось еще в мае, лишь в июле мы смогли вынести эту тему на более широкую аудиторию.

Сейчас у многих туркмен постепенно исчезает страх, они согласны, чтобы мы называли их имена, однако многие по понятным причинам боятся. Но постепенно контакты активистов с правозащитниками расширяются, я думаю, сообщений о происходящем в СМИ будет больше. Между прочим, недавнее дело Аллабердыева привлекло большое внимание на международном уровне, что, честно говоря, неожиданно для локальной новости из не очень известной страны.

Читайте также